"Актуально, не правда ли?" - ехидно улыбаешься, я встаю с кресла, и мы уходим с "Анны Карениной".
Едем в пустое круглосуточное кафе и несколько часов проводим там за разговорами. Три часа ночи. Очень холодно.
Мы у тебя. В комнате, где старая сломанная скрипка и порванный барабан лежит рядом с дневником Сальвадора Дали и витой рамой с птичьего рынка.
Мы слушали Пинк Флойд и молчали. Я сидела на полу перед виниловым проигрывателем, смотрела как крутиться колесо пластинки под механической иглой, откинув назад голову. А ты лежал сзади меня и зачем-то перебирал мои волосы, накручивал их себе на палец и осторожно гладил. Гитарное соло звучало все выше. В воздухе остро висело молчание. Внутреннее напряжение уже стало совсем невыносимым. Я повернула голову и, посмотрев прямо тебе в глаза, нервно улыбнулась. А ты тут же начал сумбурно говорить что-то совсем пустое и неважное. И все это стало тоже таким же неинтересным и незначительным. Потом как-то глупо пошутил и дал мне тычка в бок. Я нахмурилась, вздохнула, встала и пошла пить чай.
Ничего не меняется. И будут еще десятки таких беспомощных тычков и долгих взглядов, абстрактных вопросов и ничего не значащих фраз вроде "Поехали прямо сейчас в аэропорт?". Хуже: "Счастье и то, что мы сейчас спим с тобой под одним пледом".
Ничего не меняется. И я до сих пор злюсь на себя за свою душевную трусость.

---

Как-то раз я пришла в магазин рядом с домом и купила увесистую книгу с интересной аннотацией и эффектной обложкой.
Про эту книгу я очень много слышала. И однажды увидела ее в том же магазине на полке. Книга стояла лишь в одном экземпляре.
Время от времени я стала ходить туда. Подходила к стеллажу, брала книгу в руки и листала. В ней было много забавных моментов, смешных диалогов, противоречивых суждений и интересных фактов.
В конце концов я решила купить ее. Перед тем, как расплатиться на кассе, ко мне подошел молодой человек. Он окинул взглядом то, что я держала, хмыкнул и пересказал мне конец. Оказывается, что ничего хорошего от нее ожидать не стоит вовсе. И что вряд ли она придется по вкусу такой девушке. Я немного растерялась от такой наглости, когда подошла моя очередь. Не успев сообразить что к чему, я уже расплачивалась за приобретенный товар.
Придя домой, я открыла книгу и стала читать ее с самого начала. Я наслаждалась красотой слога, гибкими фигурами речи и острым языком автора. Старательно перечитывала избранные места, отмеченные карандашом на полях и вчитывалась в затянутые экспозиции. Много смеялась и еще больше плакала. Лезла в толковый словарь при виде затруднений, пыталась разгадать скрытый смысл, искала некий подтекст, едва угадывающийся между строк.
Я знала конец. Но разве интересно гадать убийцу очередной Лоры Палмер? А когда все вокруг в курсе событий и громко кричат, что "я точно знаю, чем все закончится"? Тот человек помог мне не тратить время на выдвижение пустых предположений и выстраивание глупых догадок. Я никогда не пробегала глазами самые сочные эпизоды, жадно форсируя развязку.
Книга читалась везде: в метро, на лекциях, за завтраком, между рабочими авралами, я даже спала, положив ее под подушку. Эта вещь стала для меня знаковой. В ней я находила ответы на свои вопросы. Она была моей точкой опоры, мои фундаментом, самой сутью. Было сложно представить себя без нее.
Нельзя говорить, что я была сосредоточена лишь на ней. Иногда я покупала и другие книги, но забрасывала их на середине или вовсе после нескольких страниц прочтения. Все они не стоили и одного абзаца той - любимой. А потому я постоянно возвращалась к ней одной.
Эту книгу я не раз перечитывала заново. С самого начала. Как в первый. Но каждый раз я останавливалась перед самой последней главой. Тут же хлопала обложкой и начинала читать снова.
Честно? Мне страшно знать точно, что счастливого конца не будет. Принц по дороге к замку встретит очаровательную крестьянку, продаст своего породистого коня и убежит в лес со своей возлюбленной. Он никогда больше не вспомнит свою принцессу. А та никогда не будет спасена и бросится с башни вниз. Король сойдет с ума, а его жену изнасилует паж. И в конце концов королевство охватит большой пожар. От королевства останется лишь история... Нет. И так тоже не будет. Потому что это и не сказка вовсе. И принцев там нет никаких. Так... бытовой фарс с элементами комедии-буфф.
Я перечитываю ее до сих пор. Читаю и верю, что если не пресловутый счастливый конец, то на худой конец кто-нибудь все-таки броситься вниз. Пускай броситься. Хотя бы для драмы уж что ли.

---

Проблемы нет, высоких чувств тоже. В этих отношениях у меня есть только я. Остальное я выдумала, чтобы ранить себя.
Нет, ну можно еще очень долго холить и лелеять свой душевный надрыв: бережно складывать каждое вырванное из контекста слово на полочку, трястись над каждым ошметком чувств, брошенным мне под ноги и любоваться своей шкурой несчастной жертвы, поглаживая ее сидя в углу. Скорее всего, так и буду делать, пока мне нравится стоять у черты.
Кстати, о чертах. Где же твоя грань? Где моя грань? Я иду к ним наощупь.
Так дети играют с большими собаками. Тянут за уши, дергают хвост, садятся на спину, бьют по бокам и катаются взад-вперед. Пока потерявший терпение пес как следует не гаркнет. Хуже - укусит.
Как долго можно прогибаться под психологическим прессом? Почти всю жизнь. Может быть, еще одну.
А ради чего? Ради наполнения жизни этическим содержанием? Да. Но только всунуть этот некий высший смысл можно в кого угодно и когда угодно. Ровно как и достать обратно. Было бы желание. Так вот, оно появилось.
А все потому что я стала чаще ставить себя на твое место. И с такого ракурса я смотрюсь не в очень выгодном свете. И вот надоело. Служить подушкой, в которую плачутся. Преданной собачкой, лижущей руку своему хозяину. Мамочкой, которая укроет теплым одеялом и погладит по голове в случае неприятностей. Игрушкой, которая может всегда позабавить, а как только она надоест, закинуть обратно в шкаф.
«Все, что я делаю в жизни - я делаю ради нее. С тобой я тоже ради нее».
Спасибо, я больше не хочу жить ради нее. Я хочу жить ради себя.

---

и лучшее, что можешь сделать для меня ты -
это распять
на глазах
у толпы

---

- Ты опять курить?
- Ну да. А что с того?
- Ты ТОЛЬКО ЧТО курила. Положи обратно.
Закрывает своим телом вход на балкон.
- Эй, отойди.
- Я сказал, положи.
- ОТОЙДИ!!!!
Берет пачку сигарет. Открывает. Протягивает мне.
- Посмотри сюда. Нет, я сказал посмотри. Так. Видишь, она открыта перед тобой? Это очень удобно, чтобы положить сигарету обратно ПРЯМО СЕЙЧАС!!!
- ...
- Я жду.
- Ну можно я хотя бы...
- НЕТ!!
Закуривает. Важно смотрит на меня, мол, смотри, я принял удар на себя.
Ухожу с видом обиженного ребенка, у которого отняли розовое ведерко и совок в горошек. И правильно сделали, потому что ребенок способен разбить себе голову совком и хорошенько уебаться об ведерко.
Так мило, что ли. Хы.

---

Пять утра. Я сижу на кухне и вяло мешаю кипяток в чашке с заваркой.
Полшестого. Ложусь спать. Чтобы побыстрее провалиться в сон, начинаю придумывать очередную сцену из своей жизни, которая никогда не произойдет. В полшестого потребность ненавидеть кого-то приобрела особенную остроту.
Рисую яркую и сладостную картину, где я играю роль абсолютного триумфатора. Чтобы прям в темном свитере, узкой юбке и с воображаемой короной на макушке. С отрешенным, но сосредоточенным лицом. Вид полного победителя жизни, держащего под контролем ситуации и обстоятельства.
Предмет ненависти будет сидеть напротив меня. Расслабленно откинувшись на спинку стула. Одной рукой назад, другой - отбивать мерную барабанную дробь. Заносчивый и уверенный в своем безусловном праве на все, что однажды было его.
И он скажет:
- Иди и купи мне обед. Денег нет, а я хочу есть. Хлеб не забудь.
А я такая не поведу даже взглядом.
А он такой станет злиться:
- Ты не поняла? Или недостаточно расслышала?
А я уже мысленно беру в руки ленточку мисс хладнокровность этого года. И говорю так сдержанно и безапелляционно, мягким сладким голосом. И чтобы с улыбкой на все лицо:
- Счастье мое, ты хочешь меня о чем-то попросить? Попробуй сменить тон и наклонение...
И потом так же невозмутимо вернуться к своим делам. Пафос должен переть из всех щелей.
Тут по сценарию он должен выйти не только из себя, но и из-за стола тоже. Причем капитулировать с основательно поддетым самолюбием. Каждое движение должно кричать об обиде.
Для пущей драматичности мы должны не подходить друг другу в течение недели, не меньше.
Какой острый конфликт.
Ну вот, довольная перезрелым плодом воображения, устраиваюсь в кровати поудобнее. С последней мыслью: "вот бы завтра его не видеть" провалива...

Звонок. Судя по глубокой темноте вокруг, не исключено, что спала я не больше десяти минут.
Мой предмет ненависти начинает обретать реальные черты. У него появляется голос.
- Я приду к тебе?
- Ты сделаешь что? Что-то случилось? Сколько времени, так на минуточку?
- Ну шесть. Ну я завис просто.
- Ты что?...
- Завис. Я спрашиваю: я к тебе приду?
- Через час. А лучше через два.
- Через полчаса буду.
Во рту стало кисло.
Почему-то захотелось, чтобы этот эпизод тоже был плодом моего воображения.

- Что ему надо?
- Прийти. Я не поняла, что произошло.
- Он пьяный или упоротый?
- Да вроде нет. Говорил нормально.
- Значит упоротый...

Ну вот, эфемерный предмет до конца материализовался возле двери. Бледный и осунувшийся. Еле передвигая ногами заходит в комнату. Как-то угловато стоит в проходе, будто бы не вписываясь в пространство.
- Поставь, пожалуйста чайник. Я тут паштет купил. Захотелось. У тебя будет хлеб?
- Может, лучше нормально поешь? Я приготовлю завтрак
- Нет, нет. Спасибо.
- Ты упал, что ли? Ты когда вообще ел в последний раз? А спал когда?
- Ты чего злая сегодня?
- Если бы я была злая, то и вовсе спрашивать не стала бы...

Садишься и буквально вжимаешься в стул. Смотришь, сосредоточившись на одной точке куда-то в сторону.
Я возвращаюсь, и точка до сих пор волнует твое внимание.
Тарелка бренчит. Ты вздрагиваешь. Ищешь посуду, неловко двигаешь стакан, как-то странно суетишься, пытаешься донести на ноже с паштетом до хлеба и размазать его. Нож несколько раз подряд терпит сокрушительное поражение.
От такой тотальной беспомощности в движениях, фигуре, лице и словах, от потерянности и будто бы неловкости, кислота во рту сгущается до размера теннисного мяча. Уже даже становится стыдно за свои мысли. Паштет я беру на себя.

- Иди, пожалуйста, спать.
- Да, ну, только, я это, чай допью же? Да?
Чувствую себя чудовищем.
- Разумеется.
Снедаемая муками совести, начинаю вдевать одеяло в свежую наволочку. Думаю о том, что в любом сердце найдется место для доброты, что человеческое никому не чуждо, что не бывает целиком плохих или хороших, люди меняю...
-... А вот чай этот твой вообще невкусный, кстати. Как это пить можно. Что, другого нет, что ли?!
Совести мгновенно не стало. Мук - тем более.
- Слушай, может быть, твоя девушка сделает тебе вкусный чай? Или любовница? Может, стоило прийти к кому-нибудь из них?
Думаю я.
- Невкусный? Серьезно, что ли?
Говорю я.
- Да мерзкий, что пиздец.
Уношу чай.
Мда. Что-то не по сценарию немного. Без юбки, драмы и победы.
Зато, бля, с хлебом.

---

- Мам, мам, где папа? Часы говорят, что папа уже должен прийти! Почему его до сих пор нет? Часы, что, ошибаются?
- Это не часы ошибаются, а ты. И вообще, часы говорят время.
- Неправда! Часы не могут говорить время. Потому что они говорят вещи поважнее: когда пора обедать, ложиться спать или идти в детский сад. И... когда придет папа!

---

Самонадеянность, мальчишеское нахальство, спесь, грубость, цинизм, разнузданность, властность, вседозволенность. Качества, жестко спрессованные и упакованные в обаятельную обертку "мне все сходит с рук".
И эта дрянь: пересахаренный чай, Шолохов, девичьи смазливые лица, человеческий прогресс, ролики с ютуба, социалистические взгляды, Балабанов, кетчуп. Как все это может нравится одновременно?
А если еще суммировать два слагаемых и представить, что результат передвигается исключительно в идиотской клетчатой черно-белой рубашке и ярко-зеленых кроссовках. А потом сидит и за весь разговор бросает только две фразы типа "а я только один раз на концерте был. Гуфа" и "а что такое Радиохед?".
Да я бы на безопасном расстоянии эдак с десяток метров, обходила бы такой экземпляр человеческого существа.
Бля.
Казалось бы, хочется пустить себе пулю в лоб.
А хуй там.
Сидит оно, чешет себе одной ногой другую, довольно доедает свою масляную картошку. Еще и щурится там из-за угла. И физиономия такая детская в своей простоте. Как открытую книгу читай. И вроде бы как бы мило. И даже не раздражает нисколько. И этот Гуф - мило, и это искреннее незнание общеизвестных вещей, и рубашка такая дурацкая, и чай пей ради бога, если так нравится.
Вот даже хуже ребенка, ей богу.

---

Найти в себе мужество говорить правду ближнему своему - трудно. Это большая работа, требующая силы духа. Серьезная ответственность за свои слова и чувства, которую ты берешь на себя за двоих. Готовность принять логически следуемые последствия. Риск доверием. Борьба с самим собой. В общем, так же сложно, как и поднять руку на жалкого и глупого Кролика. Ну если ты сам не животное.
Что до кролика, то по большому счету ему все равно: сдирает ли с него шкуру обладатель холодного разума и твердой руки, или же свершение жестокой расправы взяла на себя жертва, переживающая неразрешимые конфликты и внутреннюю борьбу добра со злом. Поставят ли за него свечку в церкви или забудут к вечеру. Делают ли это на пользу сиротам или на шубу холодной зимой. Да хоть ради общечеловеческого блага. Кролику одинаково хуево. А если этот Кролик одомашненный? И рука, кормившая его все это время, сейчас ловко практикуется в мастерстве кожевничества? Держу пари, его кроличье сердце должно быть сильным, чтобы перетерпеть тонкости этической стороны вопроса.
Впрочем, я не про жесткое обращение с животными. А про то, что больнее: ранить или быть раненным? Цена правды не может быть одинаковой для обеих сторон. Кролик, очевидно, платит больше.
Впрочем, совсем не в кроликах дело.
Хотя, какая разница. Одинаково хуево.

---

Мы...
То есть не так, извините.
Ты и я смотрим интервью с Айн Рэнд. Она много говорит о политике, экономике, эгоизме и и своей философии. Ты периодически срываешься с места, начинаешь ходить взад-вперед по комнате и в запале споришь с экраном монитора с весьма озабоченным лицом. Стучишь бутылкой по столу в знак протеста, поправляешь очки в знак компетенции.

- Айн, вы говорите, что не одобряете общепринятого альтруизма. Вы предлагаете собственное понятие эгоизма.
- Я замечу, что "не одобрять" это мягко сказано. Я думаю, это зло. А жертва - это предубеждение, что человек должен служить другим, чтобы оправдать свое существование. что его моральный долг - служение людям. Вот во что все верят сейчас.
- Да, нас приучили волноваться об окружающих. Нести ответственность за их благополучие. И если уж мы религиозны, можно сказать, дети Господа, то должны нести ответственность друг за друга. Почему же вы против? Что плохого в этих устоях?
- Но они, по сути, делают из человека жертвенное животное. И человек вынужден работать для других, заботиться о других или нести за них ответственность. Это и делает его животным. Я же утверждаю, что человек заслуживает собственного счастья и что он должен сам его добиваться. Но он не может требовать, чтобы другие шли на жертву ради его блага. И он сам не должен жертвовать чем-то ради других. У человека должно быть чувство собственного достоинства.
- А нельзя ли сохранить это чувство, при этом любя окружающих? Что плохого в этой любви? Иисус, да и каждый значимый лидер в истории, учили нас, что мы должны любить ближнего своего. Почему же такая любовь в вашем представлении аморальна?
- Она аморальна, если ставится превыше себя. Она не просто аморальна, она невозможна. Потому что если любить всех людей вокруг, то это значит, что нужно любить всех без разбора, не обращая внимания на их достижения и личные качества. по сути вы не будете любить никого.
- Но в своей книге вы пишете о любви так, как будто это какая-то деловая сделка. Сущность любви в том, что она превыше собственных интересов?
- Давайте, я расскажу конкретнее. Что значит иметь любовь превыше собственных интересов? Например, это значит, что муж, если он придерживается общепринятой морали, скажет своей жене, что женится на ней только ради нее, для него это совершенно не важно. что он так не эгоистичен, что женится только, чтобы ей было хорошо... Какой женщине это понравится?
- Мужья и жены должны каждый день подводить итоги и говорить: "так, сегодня я ее люблю, если она сделала для меня достаточно, и она любит меня, если я как следует исполнял свои функции"?
- Нет, вы меня не так поняли. К любви не стоит относится так. я согласна, что ее стоит расценивать как деловую сделку, но у каждой сделки есть свои сроки и своя оплата. Оплата любви - хорошие качества. Вы любите людей не за то, что они делают для вас или наоборот. Вы любите их за ценность, за их хорошие качества, которые они сами воспитали. Вы не любите всех без разбора. Вы любите тех, кто этого достоин.
- И если мужчины и женщины слабы, то они недостойны любви?
- Определенно недостойны. Но это всегда можно исправить. Человек - свободное существо. Если он хочет любви, то должен искоренить свои слабости и пороки, и тогда сможет стать достойным. ее. Но он не может ждать незаслуженной любви или денег.
- Вы прожили жизнь и должны понимать, что человек подвержен любви. И, следуя вашей логике, мало кто заслуживает любви.
- К сожалению да. Очень мало. Но каждый может сделать себя достойным любви, и путь такого становления предлагает людям моя мораль.

- Нет, что это такое? Сейчас не так, что ли? Ну вот мы, например, почему мы сейчас вместе? Нет, плохой пример. Ну а вот если вообще, ну то есть в принципе!
Вопросительно смотрю.
- Ладно, пускай. Хорошо. Мы. Ну то есть ты. Вот ты, да. А я?
Немой вопрос все еще висит в клубе плотного дыма.
- Нет, послушай. Вот в тебе же есть какие-то качества особенные, наверное. Мне же они нравятся, верно? Качества эти.
Я молчу.
- Ну я хочу сказать, что мы вот тут сидим, значит, проводим какое-то время. Да, мне хорошо с тобой. Иначе было бы что?
Жму плечами.
- Ага, и я не знаю. Ну ведь так-то, если посмотреть на все это... это же... ну по сути если.... по сути... я тебя люблю.
Ни одна мыщца моего лица оказалась не способна на предательство.
- Понимаю... хорошо.
- А ты что думаешь?
- Э-э-э. Что я думаю? Меня спрашиваешь? Ой, смотри там кот залез куда-то. Пойду за ним, в общем. Ага.
Куда-то нелепо отворачиваюсь, изображая себя в поисках наглого животного.
Пытаюсь переварить содержимое бессвязного диалога и ответить что-нибудь толковое, светлое и взаимное.
- А! Вот он! Так, что мы сейчас там делали? Давай лучше дальше смотреть.

И знаете что? Это лучше, чем романтично, красиво, удобно и правильно.
Потому что это очень искренне.

---

- Слушай, а как правильно пишется слово "чувствовать?"
- Как правильно пишется? Нет, ты серьезно спрашиваешь, как правильно? Пишется-то оно через "вэ".
- Прости, я просто не могу сосредоточиться.
- Это еще не самое страшное, что может быть тебе неизвестно в этом слове.

---

На днях снилось, что меня вместе с группой каких-то людей преследовали агрессивные немецкие идеологи. Каждый из них держал в руках огромную огнестрельную пушку и был одет в защитный костюм. Мы старались сбежать от них и в какой-то момент бросились врассыпную. Людей заметили и в хаотичном порядке стали отстреливать как куропаток на охоте. Я же удачно спряталась за булыжником так, чтобы меня было не видно. Впрочем, все это мало помогло: какой-то мужчина все-таки вытащил меня из убежища и крепко схватил. Я быстро вырывалась и попыталась снова сбежать. Он стал беспорядочно стрелять наотмашь, где-то на расстоянии своей жилистой вытянутой руки. Попадал он то в плечевой сустав, то по коленной чашечки, то по ступням и ладоням. Кажется, его это начинало забавлять, потому что сквозь грохот выстрелов я отчетливо услышала несколько жирных смешков. В конце концов с меня стали свисать куски мяса, терпеть это стало выше моих сил. Осознав свое бессилие, я упала на колени и начала умолять мужчину выстрелить контрольным в упор. Он стоял напротив и заливался раскатистым смехом. Я задыхалась, вытирала с лица размазанные слезы вперемешку с кровью, цеплялась за штанину и рыла руками землю. Мужчина смеялся все громче.
Проснувшись, я осторожно потрогала голову. Потом подумала о том, что не нужно на ночь смотреть уэйловские фильмы ужасов. А вот сейчас написала и как-то сразу интерпретировала. Может, дедушку Фрейда зря я недооценивала. Тут, конечно, его правда.

---

Ничего я не могу сказать по поводу вашего долготерпения и милосердия, всепрощения и преданности, добродетели и жертвенности.
Зато могу рассказать, как выглядят дешевые гостиничные номера с ледяным полом и закопченными обоями. Полупустые и грязные. Лживые ночью и невыносимо честные при дневном свете. Знаю, как быстро нужно уходить оттуда, не оставляя следов пребывания, личных вещей и стыда.
Правда еще не знаю, как туда не возвращаться.
Зато я знаю, как избегать нежелательных встреч с той, что имеет статус невесты твоего возлюбленного. А если встречаться, то как искусно следует принимать непринужденный вид, говорить о посторонних вещах, хранить сдержанность и самообладание.
Правда еще не знаю, как научиться открыто смотреть ей при этом в глаза.
Зато я знаю, как отвлекаться от тревожных мыслей и невроза, находя спокойствие в рутинных делах и отдушину в сближении с противоположным полом. Работать и учиться так, чтобы поводов увидеться становилось как можно меньше. Кидаться в объятья других так, чтобы после ничего не чувствовать вообще.
Правда еще не знаю, как перестать бросать все и всех как только эта слишком знакомая фигура начинает маячить на горизонте.
Знаю, как ловко язвить, обижать, выбирать самые острые слова и бить по больным местам. Как лгать другим и как быть для человека таким, каким он захочет
Не знаю, как утешать, дарить тепло и признаваться. Как перестать обманывать себя и как оставаться самой собой.
И как там нужно любить тоже. И какое это счастье быть любимой. Ничего я такого не знаю.

---

.

Он в спешке обувает ботинки и наклоняется, чтобы зашнуровать их.
Как всегда наше утро началось лишь после полудня - с чьим-то входящим на его телефон (постоянно какие-то дела). Минут пятнадцать назад - наспех оделся и отпил пару глотков от чашки сладкого остывшего кофе (мне давно не нужно спрашивать, что он будет на завтрак). Двадцать минут назад - лгал по телефону своей матери (естественно, плотно закрыв за собой балконную дверь). Тридцать - собирал раскиданные мятые вещи (порядок нас не слишком заботит). Не успев встать уже торопился уйти (привычки задерживаться в гостях на лишние несколько минут нет).
Я лежу на животе, уткнувшись носом в подушку. Хочу проводить его взглядом, внимательно отслеживая каждое движение. Но вместо этого закрываю глаза и тяну на голову холодное одеяло, мысленно пытаясь побыстрее избавиться от чьего-либо безучастного присутствия.
Некоторые люди имеют свойство заполнять все пространство одним только своим существом. По утрам это особенно невыносимо.
Спустя несколько секунд в мою голову прилетает предмет мужского гардероба. Жуткая, ярко-желтая тренировочная футболка стремительно приземляется с другого конца комнаты точно по курсу.
- Оставлю это у тебя.
Я мгновенно генерирую несколько способов отшутиться. Говорю, что до боли люблю пропахшие мужским потом вещи, буду носить ее, думать, скучать и тосковать в самые светлые минуты жизни. Смеюсь и равнодушно кидаю ее в общую кучу одежды.
- Между прочим, я серьезно постирал ее для тебя. Можешь носить.
От такой серьезности мне становится еще смешнее и я закрываю за ним дверь.
Ну.
Можешь в следующий раз еще и зубную щетку поставить в мой стакан.
Ага.
Еще чего.
Возвращаюсь в комнату и иду за футболкой, чтобы засунуть ее куда подальше.
Совершенно дурацкая привычка людей делать из вещей культ. Якобы запах и энергетика делают два обособленных человеческих существа ближе, чем они есть. Якобы есть та самая веревочка, тайно связывающая двоих людей, преодолевая время и расстояние. Говорить об этом другим вроде как мило. Еще лучше и вовсе молчать, храня при себе такую интимную подробность.
Ребячество.
Как будто бы, уходя, тебя совсем не стало. Как будто бы без нее тебя ничтожно мало в моей жизни. Как будто бы, чтоб не дай бог мне не забыть, что есть вот такой вот важный Я. Да как будто бы все это действительно возможно.
Ну и смех.
Я снова принимаю положение лежа, накрываюсь одеялом и спустя десять минут засыпаю. В этой твоей желтой тренировочной черт-бы-ее-побрал футболке.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

здесь теперь

---

21 March 2011 @ 02:55 am

мой день - это заваленный стол, мерзко остывший чай, нервно тикающие часы, десяток кричащих стикеров, время, идущее враздробь, мысль, текущая густо, слова, выпавшие едва ли удачно

17 March 2011 @ 02:28 am

честь, достоинство и справедливость - понятия абстрактные, книжные. встречаются веками ранее, у Остин, Пушкина, Толстого и прочих отживших авторов. в реальной жизни ни одного подтверждения существования обнаружить не удалось

15 March 2011 @ 12:54 am

ничего не ожидать, ничего не желать, ни к чему не стремиться - это не философский принцип, это мой организм находит покой в прекрасном постоянстве пребывания под одеялом, без права взглянуть на свет божий.
неудачный день - это не когда сломался трамвай, пролилось молоко, на носу выскочил прыщ, подскользнулся и упал. страшно - это не когда тебя, засунувшего по локоть руку в банку с клубничным вареньем, ловят на месте преступления и это не когда у тебя завтра экзамен, а ты не готов. плохо - это не одинокий субботний вечер и не отсутствие денег на пару новых туфель.
глупые мерила. хочется взять каждого индивидуума за руку и ткнуть носом в то, как бывает по-настоящему

10 March 2011 @ 08:41 pm

мне не нужно кого-то второго для исполнения ролевых функций, создания проблем, источников радостей. я сама себе и друг, и враг. судья и виновник. сама себе награда - сама себе наказание, сама себя развеселю - сама себя расстрою. вот! самодостаточность во всем. даже текст получился весь из себя такой самодостаточный

28 February 2011 @ 11:30 pm

на улицах города мужчина в клетчатой кепке ищет табачницу, а в ночном супермаркетах, уставшая, зевающая девушка сонно благодарит за потраченные у них двадцать рублей. учитель объяснят, почему базисная рыночная модель всего лишь утопия, а товарищ Маяковский бросал вызов толпе. мерзнет ладошка без варежки, слезятся глаза на ветру. засыпают и просыпаются. слепо верят и отчаянно надеются. снова перетерпевают и снова переживают
завтра весна

26 February 2011 @ 02:15 am

за чтением о жизни Чехова, я наткнулась на небольшой кусочек из его письма. надо сказать, в то время Чехов был вынужден находится в Ялте по причине мучившей его болезни. находясь в одиночестве, писатель тосковал без своей жены Книппер. так вот что он пишет своей сестре, находившейся тогда в его любимом городе - Москве:
«ты пишешь про театр, кружок и всякие соблазны, точно не знаешь, какая скука, какой это гнет - ложиться в 9 часов вечера, ложиться злым, с сознанием, что идти некуда, поговорить не с кем и работать не для чего, так как все равно не видишь и не слышишь своей работы. пианино и я - это два предмета в доме, проводящие свое существование беззвучно и недоумевающе, зачем нас здесь поставили, когда на нас тут некому играть.»
очень уж это все чересчур

25 February 2011 @ 02:22 am

все-таки нужно меньше рефлексировать, не упускать важное и не растрачивать себя по пустякам. освободиться от внутренней замкнутости, научиться говорить "нет", быть снисходительнее, бодрее. разобраться с фотоаппаратом, семинаром по праву, логарифмами и интегралами, с нижней полочкой в шкафу, стремлениями и желаниями в конце концов.
пусть, все это как будто бы очень важно сделать.
может, мне и правда так легче думать

---

учиться на износ - это какая-то привычка, въевшаяся в мозг. зачем стараться сделать все наперед, взять дополнительный материал, в свободное время обставиться справочниками и тестами к единому экзамену, если аттестат уже по большому счету предопределен, а бюджет на мою специальность - смех. по чесноку, я не из числа счастливчиков, родившихся с семью пядями во лбу. декан мгимо не ждет меня у распахнутой двери. заурядный человек, не блещущий талантами и способностями. но такому человеку тоже многое хочется. а тут еще дурацкий перфекционизм, влезший во все сферы жизни. можно, конечно, надеяться, что воздаться по трудам моим. но очень наивно. такова главная причина невроза на сей момент.

а вообще хочу весну! как ее можно не хотеть? буду носить чудесные платья, высокие туфли. обещаю себе, буду невероятно красивой, свежей и легкой. освобожусь от темных мыслей, буду простой и невероятно обаятельной. сейчас - я больше похожа на оголенный нерв и мне это категорически не нравится. а если мой план по собственному спасению провалится, то я - редиска.

---

ненавижу, когда кому-то нравится то же, что и мне. фильмы, книги, времена - что угодно. в устах и головах других все это опошляется, становится тысячу раз тривиальным, использованным. и кажется, что никто не способен прочувствовать все это, как могу я. никогда не станут эти вещи для других тем, чем они стали для меня. в силу ли своего высокомерия или собственничества, не знаю. но каждый раз, когда мне я вижу, как кто-то украл мое, я прихожу в ярость и отчаяние. нравится да? ну и забирайте, к черту теперь не нужно